Достояние павших  - Сергей Малицкий

Тис еще раз оглянулся на мертвых и стал осматривать вазу, стараясь не прикасаться к ней, боясь, что она разрушится от его прикосновения. И он нашел разгадку на ее обороте.

На каменном полу в луже высохшей крови лежала черная стрела с клеймом Глика.

В стенке вазы зияло отверстие, заткнутое ножом. Ножом с белым диском на гарде.

Тис наклонился, провел рукой над стрелой, и почувствовал леденящий ужас. Если вся сила четырех пределов определялась волей защитников крепости, заклявших себя на тысячи лет, то эта стрела была наполнена злой волей тысяч и тысяч слуг зла. А что если отсечь мглистый смерч над собственным плечом этой стрелой?

Тис закрыл глаза и еще раз вспомнил слова смотрителя.

«Божье отрицается божьим, но зло не уничтожается злом, а лишь умножается им. Мне нечем помочь тебе, а до того, что тебе поможет, тебе никогда не добраться, и это и есть добро, поскольку ты бы добрался до собственной смерти, так как возможное избавление непосильно для смертного».

Непосильно для смертного.

Тис вспомнил, как он убил нюхача. Какая липкая, невыносимая сладость и отвратительная, гнилостная радость охватили его. И как его рвало потом всю ночь. И что эта сладость затопила его в миг смерти врага, и могла бы сопровождать его целый год.

Вместо боли.

Если бы он не захлебнулся этой сладостью.

И Тис снял с пояса нож Фуара.

Подошел ближе к вазе и приложил его лезвие к лезвию белого ножа.

Затем осторожно положил левую руку на рукоять белого ножа.

Точно так же, как он делал это, сжимая рукояти двух мечей на заднем дворе трактира Байрела.

Точно так же.

И ряд мертвых воинов, ряд мертвых детей, рад мертвых мальчишек и девчонок сделал шаг вперед.

Мертвые глаза уставились на Тиса, поскольку именно он мог освободить их.

И оставить Приют Окаянных без защиты.

Гаоту, Дину, Йору. Фиону и Фаолу. Мисарту и Йоку. Бича, Джора, Мала и всех остальных.

Осталось шесть лет. Половина жизни для некоторых воспитанников. И миг для тех, кто охраняет Стебли.

– Осталось немного, – прошептал Тис и выдернул белый нож из отверстия, заменив его ножом Фуара.

Красное взметнулось в вазе и замерло там, где и было.

Вздох облегчения подсказал, что два или три воина в ряду получили желанную свободу.

Оставшиеся вновь замерли на своих местах.

– Осталось чуть-чуть, – повторил Тис и поднес к глазам нож.

Он был точь-в-точь, как нож Дайреда. Это был нож близнец. И белым на нем был лишь камень в круглом пазу. Наверное, черный камень в ноже Дайреда тоже был когда белым. А потом что-то случилось.

– А потом что-то случилось, – прошептал Тис, поднял правую руку и стал ощупывать свое левое плечо. И нащупал что-то холодное и скользкое. И почувствовал, что оно дергается в такт стуку его сердца. И оно является его частью. И если он разорвет его, то разорвет и себя. Потому что – «поскольку ты бы добрался до собственной смерти, так как возможное избавление непосильно для смертного».

«И пусть», – подумал Тис.

«И это тоже будет его победой». – подумал Тис.

«Он справится так или иначе».

«Я справлюсь», – подумал Тис.

И услышал далекий зов – «Ты все равно никуда не денешься!»

И согнулся от боли, которая показалась ему сильнее, чем все пережитое до сих пор.

И как будто потерял зрение и слух.

И почти умер.

Но, уже умирая, ударил ножом по тому, что впилось в него на островке за кузницей Фомха. Или даже раньше. В миг его зачатия. И последнее, что понял, когда мрак поглотил его, что белый нож растворился в его руке. Осыпался пылью. Так же, как и его меч.

Больше всего Гаота боялась, что она вновь обольется кровью на входе в Стебли. Подруги, конечно, уверяли ее, что бояться не стоит, еще никто из тех, что однажды миновали четыре предела, не спотыкался на них при втором заходе, но Гаоту бросало то в жар, то в холод. Тем более, что Юайс остался с Синаем у Белой Тени, и их маленький отряд сопровождала только Пайсина. С другой стороны, что могло им угрожать, если вход в Медвежье урочище перегораживала пусть пока и не восстановленная крепость, но в любом случае больше полусотни бравых вояк? И тот же Юайс. И все-таки, когда впереди показались две высоких башни и та, что между ними, чуть ниже, Гаоту уже слегка трясло. Но и тут появился повод для радости, который ее слегка отвлек.

– Тид живой! – закричала Дина. – Вон он! Траву косит! Значит, Тис его не убил!

– Подожди радоваться, – проворчала рассудительная Йора. – Может, тогда Тид убил Тиса?

– Тид? – усомнился Бич. – Ну, не знаю. Для этого Тид должен сойти с ума, а Тис должен крепко спать. И вообще, гадать – зря время терять. Сейчас войдем в крепость и все узнаем. Два месяца, даже больше бродили по горам и лесам. И никакой спешки. Сначала в помывочную. Потом в трапезную. А там уже в постель и спать два дня. Или три. Или четыре. Ты чего так на Стебли уставился, Джор? Первый раз их, что ли видишь?

– Боли не чувствую, – прошептал Джор. – Должна быть боль. Когда мы уходили, она словно факел пылала над крепостью. Что-то случилось с Тисом.

– Он жив, – сказала Гаота. – Не знаю, почему я так думаю, но уверена – жив.

– Жив, конечно, – успокоила всех Пайсина. – Был бы мертв, Синай бы обмолвился об этом, да и Юайс не остался бы у Белой Тени. Сейчас все спешиваемся, прощаемся с лошадьми, которым предстоит потрудиться у Белой Тени, забрасываем мешки на спины и вперед. Мыться, отъедаться и отсыпаться. А завтра всех жду на пробежку.

– Начинается, – с тоской проворчал Бич.

Гаота обняла свою лошадь, сунула ей в губы припасенный кусок лепешки и улыбнулась Дине и Йоре, которые только возле дома Тида выяснили, что называли своих лошадей одинаково, и теперь спорили, которая из них точно отзовется на кличку Солнышко, а которая еще подумает. Гаота называла свою спасительницу просто – Лошадка. Хотя и не могла забыть о том, что ее настоящий хозяин валяется где-то мертвым у Белых башен.

Глойна окинула придирчивым взглядом всех своих спутников, начиная с Пайсины, но за руку взяла не ее, а покрасневшего Бича. То ли потому, что он за лето прибавил ростом и раздался в плечах, то ли потому, что единственный из всех выглядел строгим и сосредоточенным.

– Доброго здоровья, путнички, – прогудел Тид, втыкая в землю косу и распахивая дверь обновленной конюшни. – Видите? Расширился слегка. И то ли еще будет, новая жизнь начинается не только в Стеблях, но и вокруг. И жив ваш Тис, не сомневайтесь. Загоняйте сюда лошадок, пусть постоят в тенечке, попьют воды ну и так далее. Разберемся. Хорошо, что Капалла еще не вернулась, она бы сейчас каждую бы облизала.